Как домашних оленей спасают от сибирской язвы — репортаж о вакцинации
Олени — не только главный ресурс для многих жителей Севера, но и источник опасности. От животных люди могут заразиться сибирской язвой. Лучший способ защиты от нее — вакцинация поголовья, которое только на первый взгляд кажется простой задачей. Мурманский фотограф и путешественник Михаил Пустовой, посетил с прививочными бригадами ветеринаров хантов и ненцев, а для «Людей Севера» описал свои впечатления от поездки.
Романтика начинается под облаками
В тундрах и лесах Севера пасутся миллионы оленей – домашних и диких. Они дают людям мясо, одежду, и приносят им прибыль, позволяя жить привычной жизнью на лоне природы. Но там, где кочуют стада, таится страшное зло – моровые поля сибирской язвы. Когда-то это заболевание убивало в России стада и стойбища, но было укрощено ветеринарией; вспышка 1941 года, положившая 6700 голов оленей, стала последней в 20 веке. Но в 2016 году споры «сибирки» – возможно, из-за изменения климата – пробудились в ЯНАО. Погибли 2300 оленей.
С того года ветеринары округа вновь ежегодно отправляются на вертолетах, вездеходах и моторках на оленеводческие стоянки, чтобы вновь и вновь вакцинировать сотни тысяч оленей. Их ждёт изнуряющая работа, тьма гнуса, непогода и аскетичный быт – палатка или переполненный народом чум. А еще некоторые аборигены не верят в существование «сибирки» и бойкотируют вакцинацию. Поэтому прививочная кампания – это не только пот и клоки оленьей шерсти, но и порой тяжелая дипломатия с хозяевами стоянок.
Командировка в тундру стартует с похода в магазин. Я набираю еды с запасом, покупаю гостинцы оленеводам, беру сигарет в расчете на несколько человек (в тундре часто сначала курят твои, а потом – свои). Алкоголя – минимум. Пьянка в чуме – чертовски непредсказуемая штука, а некоторые кочевники в запале откусывают уши или тыкают людей ножами. Еще я пишу завещание. Шутка. Но медведи вокруг стоянок оленеводов бродят – факт.
Вакцинацию предваряет полет на вертолете. Поначалу рейс – его еще надо дождаться – сопровождается эмоциями от пейзажа в замызганном иллюминаторе М-8. Бездонно мутная, но могучая река-кормилица Обь. Изящная лиственничная тайга, суровые горы Полярного Урала или пронзительная тундра Ямала. Затем грохот лопастей, миазмы керосина и желание облегчить мочевой пузырь побеждают романтику. Соседи хотят курить – раньше это делали в полете, но потом запретили. Вертушка идет со скоростью 200 километров в час, но рейс кажется нескончаемым.
Наконец вертолет подходит к цели. Стояка оленеводов легко находится по большим грязным кругам – их выбивают в тундре олени своими копытами. Борт делает круг и садится на расстоянии от чумов. Лопасти не прекращают вращаться, а мы резво выбрасываем связки палок, огромные тюки ткани – дорнита, палатки, генератор и рюкзаки. Ложимся на вещи и держим пальцами кепки или шапки. М-8 с ревом разгоняет мотор. Куски травы и земли летят в лицо. Наступает тишина. За нами вернутся через три дня, неделю, а может и через полмесяца.
Ветеринары Севера – кочующие по тундрам
Прививочная бригада состоит, как правило, из пяти человек, среди которых есть врач, фельдшер, зоотехник и просчетчик. Многие ветеринары – отличные полевики родом из не самых богатых регионов; переезд в ЯНАО открывает перед ними шансы сделать карьеру. Хватает ненцев – вчерашних оленеводов, осевших в поселках. Работают по контракту приезжие, практиканты. В Тамбейской тундре я летал с ученым из Магнитогорска Алексеем Немцевым. Проведя в командировке два месяца, парень непринужденно ел сырое мясо, докуривал сигареты и стал худым как жердь. Собрал интересный материал о лечении оленей. И даже что-то подзаработал.
Бригады ветеринаров кочуют по тундре. Их забирают на заброску в Обдорске, Яр-Салях, Тазовском (в округе два центра ветеринарии – салехардский и новоуренгойский). Специалисты делают одну точку (стоянку или стойбище), затем их перебрасывают по воздуху на другую. И так неделями. В лучшем случае бригаду посылают на популярную точку пересечений путей каслания, где она за сезон привьет много-много голов. За время вакцинации через руки одного ветеринара проходят тысячи оленей. Периодически, через пилотов, им передают продукты, курево. Есть бригады, которые передвигаются на трэколе (комфортная штука, если вездеход не сломается), кто-то добирается на моторках по воде, но такое – редкость.
Живут ветеринары в больших палатках «Берег» или в чумах кочевников (в одном может находиться до пятнадцати человек: тесновато). Едят то, что привезли с собой, и то, чем накормят тундровики – народ они не жадный, и ставят на стол даже последнее из своих закромов.
Чем дальше на север, тем меньше удобств. На юге полуострова Ямал ещё есть леса и можно помыться в бане и угоститься овощами у оленеводов, объесться морошкой, искупаться в прогретых солнцем озерах. Но в Сеяхинской и Тамбейской тундрах, на Гыдане, привозные дрова летом идут только на готовку, а питьевая вода солоновата. Там царят ветра и морось. И парни мечтают о ванной.
Оленеводы против вакцинации
Высадка прививочной бригады не всегда означает, что все пойдет по плану. Лично я на проблемные точки не попадал, но то, что они есть в ЯНАО – не секрет. Возвращение вслед за мором 2016 года массовой вакцинации, прекращенной после распада СССР, некоторые оленеводы встретили отчужденно.
Не раз в тундре происходила такая история. Перед рейсом с кочевниками договаривались по спутниковым телефонам или с помощью местных посредников. Получали согласие от хозяйств. Бригада высаживалась, борт улетал, а оленевод говорил: «Я не буду прививаться» или «Потом» (не в этот раз), – и уходил пить чай в чум. Ветеринары ставили палатки и ждали обратный рейс. Огромные деньги за оплату заброски уходили впустую, а специалисты теряли время. Отказнику, привыкшему к всевозможным льготам – все равно. Таковы нюансы аутентичной глубинки Ямала и Тазовского района, наиболее богатых домашними оленями.
Сегодня вакцинация воспринимается как данность. Бойкотирующие её оленеводы заносятся в реестр отказников. На забойных пунктах их оленей разворачивают. Правила Таможенного союза для экспорта оленины – извините! Скандалы и угрозы тоже имели место.
Почему от вакцинации – бесплатной, кстати – увиливали? Зачастую ненцы и ханты относятся скептически к существованию «сибирки», которая век назад выкашивала их оленей. Короткая историческая память? Среди кочевников гуляет и байка о том, как чей-то родственник видел, как из самолета над тундрой рассыпали белый порошок, чтобы объявить место моровым и добывать там нефть или газ.
Суть ситуации в том, что вакцинация несет неудобства кочевникам. Ветеринаров порой сопровождают назойливые медийщики, лезущие с камерами в жилье к оленеводам и не знающие их табу (например, нельзя обходить очаг-печь, за ним священное место в чуме). Стадо долго загонять в кораль: олени нервничают, теряют в весе, и что самое досадное – ломают ноги, что влечет их преждевременный забой. Летний олень – не товарный, его шкура линяет, прогрызена оводами, а мяса и жира он ещё не нагулял.
Хлопот много, а опасность вспышки «сибирки» в глазах ряда тундровиков – гипотетическая.
Стройка кораля – руки в кровь
На тех вакцинациях, которые я посетил на Полярном Урале и на Ямале, всё шло как по маслу. Первый в тундре начинался с общения с главой семьи или главным оленеводом стойбища. Стоянка – это один жилой чум, а стойбище – несколько. Не поставив палатки, ветеринары шли в гости – пить простенький чай, есть суп и неспешно беседовать о местных новостях, ценах на товары и прочих важных делах в тундре. Старожилы-ветеринары разбавляли свою речь ненецкими словами. Женщины в процессе бесконечно подливали в чашки чай: пока не перевернешь ее вниз – хватит. После угощения мужчины закуривали и решали, где ставить кораль.
Удивительно, но в тундре ветеринары – это, и врачи, и разнорабочие в одном лице. Попав первый раз на вакцинацию, я наблюдал, как сибиряк Денис Боркивец – главный специалист отдела обеспечения эпизоотического благополучия Службы ветеринарии, наравне со всеми, не жалея своих рук, в поте лица строил кораль. Такая картина – повсеместно.
Ремарка. Всецело посвятить себя фотосъемке на вакцинации – не получается. Надо помогать.
Ставить кораль – труд, от которого ладони украшаются мозолями. В землю вгоняют палки из армированного стекловолокна или деревянные колья (100 штук). Для них ломом делается скважина-лунка. Легче всего ставить тонкую арматуру: при усилии она буравит землю, правда, сжигая кожу пальцев до крови, даже перчатки не спасают. Больше возни с колами – они туго идут даже в песчаную почву. Бурильная возня порождает шутки. Например. Работаем на Тамбейщине – просчетчик Юрка Окотэтто, возится с колом. «Давай, давай! – до нефти дойдешь, бензоколонку для луца поставим!», – подкалывают его. Бригада смеется.
Затем на частокол натягивают сетку, подвязывают полотно из геотекстиля – дорнита. Много кусков, огромное количество квадратных метров. После получаса такой работы руки ноют, как от занятий скалолазанием в свободном соло. Парни с радостью прерываются на перекур. Попутно ты выплевываешь изо рта ставший на крыло гнус.
Кораль готов – в нем два отсека: накопительная и рабочая камеры. Можно начинать дело. Но если заморосит дождь, то все отменяется. Вакцину от сибирской язвы нельзя колоть сквозь мокрую шерсть. Прогноз погоды – очень важная штука в северной ветеринарии.
Стадо пригнали! – пот, кровь и целебная вакцина
И вот начинается битва человека с оленем, в которой всегда побеждает ветеринар и оленевод, а кто-то из животных гибнет. Домашний северный олень – скотинка не покладистая, а весьма диковатая и плохо управляемая (это вам не овец пасти). Работа со стадом на вакцинации – пот, кровь, боль и дикий стресс. Для человека и для оленя. Ветеринары и пастухи демонстрируют при этом виртуозную ловкость.
Несколько мужчин подгоняют к стоянке пасущуюся поодаль в тундре массу – часть стада, которую привьют. Рогачей загоняют в кораль, в накопительную камеру. Оказавшись в замкнутом пространстве, животные нервничают, потеют и издают хоркающие звуки (хр-хр-хор-хор). И бесконечно откладывают экскременты, создавая непередаваемый аромат. Активные особи, калеча друг друга, массово штурмуют загон; дерут дорнит, часто успешно. Тем временем пастухи внутри кораля отсекают от стада кусок – десяток-второй голов и гонят их, держа перед собой полосу дорнита, в рабочую камеру, приоткрыв в нее полог.
Там разворачивается самый ад. Олени мечутся, прыгают на людей, топчут их копытами; а когда такая штука как копыто опускается на обутую в резиновый сапог ногу (всесезонная обувь в тундре), то мало не покажется. Звери дерут людей рогами, порой снимая с лица невезучего человека полоски кожи. Если травма тяжелая – закажут борт санитарной авиации.
Ветеринар, не зная страха, хватает оленя за голову и колет ему инъектором вакцину от «сибирки» в шею, оголив кусок шкуры. Одного, другого, сотого… Привитого рогача метят краской из баллончика и выгоняют на свободу. Теперь на ближайший год поры язвы ему не страшны. Хорошей нормой считается вакцинация 85 % от поголовья в хозяйстве.
Оленей колют не только от «сибирки». В тундрах и северной тайге есть еще одна губительная напасть – овод. Насекомое откладывает личинки под кожу оленя. Животных заживо едят изнутри, и они сходят с ума, гибнут. На биохимию от гнуса оленей тоже загоняют в кораль.
Когда дело сделано, а кораль опустел, вымотанные люди идут в чум – плотно есть, пить чай и чуть-чуть водки, если она есть. Ещё решается вопрос с травмированными оленями.
Что делают с травмированными при вакцинации оленями?
Мы, жители Севера — любители питаться оленями. А вакцинация и смерть оленей шагают рука об руку. И воспоминания о том, как животное превращается в мясо – не самые приятные.
В долине реки Большая Пайпудына вакцинация в разгаре. Грациозно бежит молодой и красивый хор. Он убегает от людей. Но затем в идиллической картине что-то не сложилось. Самец споткнулся, упал и остался лежать на земле, дрожа всем телом. Перелом ноги. Пастухи-ханты оттащили обреченное создание за чум – на чистое в их традиции место. Там несколько часов животное нещадно ел гнус. Его терзала дикая боль. Хозяин Петр Тайшин не обрадовался происшедшему – олень мог несколько лет давать панты, покрывать важенок, а затем в одну из зим, уйти откормленным на забойку. Перелом неизлечим? В теории заняться им можно. Но когда семья пасет несколько тысяч голов, возиться с одним оленем не станут.
Забили быка за полночь. Впрочем, было светло – над Холодным Уралом стоял полярный день. Сын хозяина Павел оглушил хора топором и ударил ножом в горло. «Ненцы любят оленей долго душить, но ханты так не делают», – пояснили оленеводы. Через несколько минут на траве лежала освежеванная туша. Был олень, и нет оленя. Кочевники и ветеринары – сибиряк, казах и ненец, принялись поедать его теплым.
Мне предложили кружку горячей крови. Но я отказался (мороженую оленину ем, парную не люблю). А коллега, опрокинул в себя три кружки, убежал в тундру, что-то радостно выкрикивая. Так действует оленья кровь на человека. Утром парень ничего не помнил.
И пару слов о мясе. Оленину называют экологически чистым продуктом. Кочевники – ненцы, коми и ханты с удовольствием едят ее сырой. Всё это правда. Как и то, что после «кровавой» трапезы в некоторых местностях округа можно захворать. Среди поголовья в Тазовском районе распространен бруцеллез – весьма мерзкое для человека заболевание. Так что лучше не везде приобщаться к традициям автохтонов.
Застрять в тундрах Арктики
Ожидание обратного борта – утомительная штука. Когда он прилетит – не очень понятно, даже если есть спутниковый телефон, а это в бригадах ветеринаров нечасто. Палатки собраны. Рюкзаки тоже. Мы сидим на рюкзаках. Сигарет мало. Дует ветер с моросью с Карского моря или стоит удушающая жара и жрёт гнус – особенно в долинах гор. Час проходит за часом. Иногда мы идём в чум – пить простенький чай.
Когда прививочная бригада серьезно застревает, то продукты и сигареты тают с каждым днём. Оленеводы, конечно, накормят и угостят куревом. Даже водки нальют. Но если в тундре лето или ранняя осень, то есть у них самих особо кушать нечего – каши, да конфеты. Оленей бьют зимой, откормленных, после выпаса на травах, грибах и леммингах.
Как говорят ветеринары – хуже всего застрять в финале вакцинации, в начале октября. Первые – мокрые – снегопады, дожди, частые туманы гарантируют продолжительные паузы в работе винтокрылой авиации. А если проходят выборы и в тундру тащат журналистов, членов избирательных комиссий, и прочих затейников, то всё совсем печально.
Но все равно, прививочные кампании – наверное, самые яркие воспоминания о моей работе в регионе.
Послесловие: вакцинация – бег по замкнутому кругу
В ЯНАО поголовье домашнего оленя переживает неконтролируемый рост, возможно уже достигнув 700 тысяч особей. Никаких ограничений для аграриев, как в Финляндии, где оленеводам разрешено держать 202 тысячи голов, – нет. Стада в тундре невозможно выпасать в загонах. Они свободновыгульные. И огромная мигрирующая масса оленей является питательной средой для вспышек изотопии. Если проснувшиеся поры сибирской язвы достигнут не привитого стада, то…. Мучительная смерть от «сибирки» наступает в течение суток. Она неизлечима. Вспышки этого инфекционного заболевания в округе боятся.
Если подсчитать количество денег, выделяемых на ежегодную вакцинацию, то набежит солидная сумма. Вертолет может вылетать даже ради прививки, даже нескольких сотен голов (обратная дорога борта порожняком – за счет заказчика). Час полета – 200-250 тысяч рублей, рейс может длиться 2-4 часа. Увы, но оленеводство с советских времен – отрасль исключительно дотационная, черная дыра в бюджетах северных регионов.
Смотря со стороны, ловишь себя на мысли, а не проще ли ставить стационарные точки для вакцинации? А оленеводам пригонять туда стада. Так экономнее. Впрочем, этого пока не происходит. Очень сомнительно, что кочевникам это придётся по нраву. Так что эпопеи с перебросками по воздуху и бесконечным возведением коралей, будут продолжать.
Такой вот замкнутый круг.