Полярная ночь, мороз и снег – как мурманчане ходят в лыжные походы

Утопающие в северных снегах

Пятница. Скоротечный декабрьский день – пасмурный, быстро перетекает в кромешную тьму. За окнами автобуса Мурманск – Шонгуй в три часа дня уже не видно ни зги. Изредка мелькнут огни редеющих к югу кольских поселков. Мы – я и моя подруга Надя Щадилова, недавно вернувшаяся из путешествия автостопом по Индонезии, – едем за порцией зимних приключений. Возле нас стоят два объемных рюкзака и лыжи. Наша цель – пробраться через дикую тайгу к красивому озеру Чинглесъявр (в переводе с искаженного саамского гидронима Чингльсярв – Глубокое).

Пассажиры смотрят на нас с недоумением, а некоторых из них наша идея приводит в ужас. Выслушав фразы сочувствия и басни горожан о медведях-шатунах, мы невозмутимо просим водителя притормозить на «29-м километре» – глухой остановке без павильона; летом отсюда стартуют в лес по едва заметным тропам редкие собиратели дикоросов и рыбаки. Нас встречает тьма и кусает 20-градусный мороз. И, шагнув с обочины трассы «Кола», мы оказываемся почти по пояс в сугробе. Но мы не отступим!

Углубляемся в тайгу, юркнув в малоприметную просеку к западу от шоссе. Раньше здесь проходила старая кольская дорога. Как правило, снегоходчики любят кататься по таким просветам в лесах, но… надежда на путик тонет в целине из пухляка. Путь приходится тропить. Шаг за шагом. Метр за метром. Несколько минут, и пот льется градом. Маршрут будет тяжелым. Я такое люблю, а Надя не жалуется, хотя это ее дебютный зимний поход.

Природа нас радует. В стерильном морозном воздухе темнеет могучая кольская тайга (вопреки стереотипам о крае тундры у нас полно таких лесов). Между деревьями угадываются присыпанные снегом валуны, поселившиеся под напором ледника в здешних урочищах тысячи лет назад. Чуть поодаль стоят застывшие льдом мелкие озера. И где-то, возможно, чернеют и парят еще не замерзшие болота. Такова в декабре наша Лапландия.

Блуждающие в полярной тьме

Проходит час, второй, третий. За это время за спиной остается всего-то несколько километров. Кроме адской тропежки (повторюсь: дары зимы выше колена) вторая проблема, которая тормозит нашу молодую энергию, – снег забивается между креплениями лыж и ботинками. Нужно постоянно сбивать его палкой. Но, как говорят в таких случаях настоящие северные люди – финны: «Это (то, что задумано) должно быть сделано!»

И вот наконец-то свет фонарей выхватывает полуразваленный мост через ручей Чингльсвуай; рядом – покинутые на зиму дачи. Нам вверх по его течению. Ручей вытекает из заветного озера, берега которого изрезаны меланхоличными каменистыми мысами. Вокруг стоят исполинские сосны и ели. На горизонте за Чинглесъявром цепляют облака великие сопки Чортавуайвенч и Кильдинвыдт, между которыми спряталась рыбацкая хижина. Дойти туда по нынешним снегам – равносильно подвигу.

В самой тайге снежный покров уже меньше. Местами идем бодро. Но все чаще приходится лавировать между кочками и валунами. Есть соблазн двинуться по самому ручью, но вариант чреват купанием. Глубина Чингльсвуая кое-где превышает полтора метра, а течение – бурное. Оказаться на декабрьском морозе в мокрой одежде не хочется всеми фибрами души.

Ближе к полуночи я и Надя, озверев от усталости, холода и желания пить – термосы уже пусты, разбили лагерь под сенью древней и оттого необъятной сосны. Рядом чернела редкая полынья во льду – живая вода, можно не топить снег. Высушенные стужей ветки мигом загорелись, превратившись в костер (у нас нет горелки). Вскоре закипел котелок с кофе. Потом сварилась гречка. Мы жадно ели и пили, ловя тепло от огня – костер тем временем проседал вниз, топя под собой снег. А в черном небе торжествовала колдовская луна.

Перед сном Надя прочитала мне колыбельную на индонезийском языке. Мы закутались в спальники, оставив снаружи только красные носы. Ночью вокруг палатки бродил крупный лось – ходил на водопой, наследив на прощанье. Медведь нас не навестил.

Крик отчаянья в кольской тайге

Тихое арктическое утро. Классического рассвета с солнцем нет – тянется полярная ночь, но между 10 и 15 часами суток достаточно светло. Можно читать книгу. Оттенки света играют со снегом и лесом, окрашивая их в серость и синеву. Цвета меланхолии для фотографа.

Мы, с трудом натянув промороженные до состояния лат ходовые куртки и ботинки (забыли уложить их в спальники), уходим в белое безмолвие. Встречаем скалы – красота. До Чинглесъявра считаные километры. Но путь к озеру становится все более изнуряющим. Двигаться на лыжах из-за пухляка и обилия валунов невозможно. Проще тропить пешком, тараня телом сугробы, как ледокол льды. Вперед! – сбивая обильную кухту (снежную навесь) с веток. Кухта – это неприятно, особенно за шиворот, но терпимо, а вот проваливаться в ямы и болотца между валунами – тяжело и больно. Как бы ногу не сломать.

Давно стемнело. Наши дешевенькие фонарики из «Декатлона» светят чуть дальше носа. Перед глазами прорисовывается обширное болото. Естественно, оно не замерзло – рано. Мы проваливаемся в жижу и мокнем. Где-то есть безопасный проход и гать через ручей. Но где?

Раздумье. Давящий мороз стимулирует к принятию безоговорочного решения. Технически – мы разведем костер, обсохнем; возможно, даже подсушим сырую обувь и увидим северное сияние. И при свете нового дня перейдем опасное урочище. Но… Ожидаемый назавтра снегопад грозит обильно засыпать тайгу. Надо возвращаться, пока наши следы не замело.

По пробитой лыжне двигаться проще. Но хлад одолевает. Я не ощущаю пальцев ног и догадываюсь, что носки примерзли к задубевшим ботинкам. Ускоряюсь и старательно шевелю ступнями. Разогревшись, промороженные пальцы обретают чувствительность, и… их пронзает резкая боль. Она нестерпимая. Ноги сводит до бедер. Терплю, кусаю губы, а затем кричу, распугивая окрестных сохатых. На глазах слезы. Пальцы уцелеют.
И вот через тьму проступают движущиеся огни. Трасса «Кола». Все – мы выбрались.

Теперь в ближайший поселок Шонгуй! Там нас ждет в гости известный мурманский путешественник Влад Евглевский – недавно он и его жена Оля переехали из мегаполиса в это тихое место. Автобусы уже не ходят, и мы рады заночевать у него. Благоухая дымом от костра и стряхивая с себя сосульки, мы с Надей, как два сугроба, вваливаемся в теплую квартиру. Нас с порога гонят в ванную. Затем литры горячего чая и роскошный ужин от хлебосольных хозяев. А утром мы наконец-то нормально покатались на лыжах, любуясь на парящую промоинами реку Кола. Чинглесъявр я отложил на лето.