«Страшно и красиво»: как живут в Салехарде, городе на полярном круге

Переезд в Салехард – трудовая миграция

Зимник через Обь, ночь, прихватывающий дыхание 40-градусный мороз, снежная пыль, вьющаяся по почти безлюдным улочкам. Так меня встретил Салехард. Как и многие, я приехал за длинным рублем: в моем Мурманске на фоне пандемии COVID-19 ощутимо просели зарплаты. Я поменял один Север на другой, правда, оказавшись несколько южнее – на 250 километров. Интригующее зарево от огней столицы ЯНАО – нефтегазового Клондайка – я увидел за десятки километров от города, подъезжая к Лабытнанги на поезде, заполненном подвыпившими вахтовиками. В городе меня ждала ведомственная квартира без мебели.

Утром на улицах 50-тысячного Салехарда хрустел безупречный снег – спасибо экокотельным, жгущим газ, а не мазут, как в зловонном Мурманске. Ездили, игнорируя расписание, новенькие автобусы, и личные водители развозили на кроссоверах бесчисленных госслужащих. Гудели КамАЗы, откачивая экскременты из септиков (единая канализация в городе отсутствует из-за мерзлотного грунта). А из окон ветхих бараков свешивались авоськи с продуктами – способ сэкономить на холодильнике. Раньше их по ночам воровали бичи.

В центре высится переброшенный через реку со звонким именем Шайтанка (Река Духов) мост «Факел» – он производил странное впечатление своей симметрией. Рядом проходит линия полярного круга: что южнее, что севернее нее было одинаково – по-субарктически холодно. И, словно Манхэттен, за рекой стояли раскрашенные муралами многоэтажки на сваях, с квартирами дороже, чем в Москве. Во дворах зимовали моторки. Гудели стройки, бились 30-метровые скважины для новых высоток. На фоне этого оленевод в малице парковал снегоход.

Немного истории: город с коми-корнями и лагеря ГУЛАГа

Традиционное имя города – Обдорск (мыс на Оби, русификация слова из коми-языка). Вопреки тому, что многие пишут и говорят, к Ямалу он не имеет отношения. Великий полуостров дальше на севере, а Салехард разлегся на правом берегу Нижнего Приобья. Топонимический сюрреализм зародили советские партийцы, не вникающие в географию и этнографию. «Мне не нравится модное и не совсем правильное название – Ямал. Нельзя весь округ называть Ямалом. Хоть он и большой, но округ больше и совершенно другой. Да и на полуострове что? Ничего, кроме завода в Сабетте», – говорит мне известный исследователь Игорь Перминов.

Салехард занял место древних стоянок и хантыйского поселения. Здесь в 19 веке разрослось коми-русское село. Этнографы даже называли Обдорск процветающим городком. Жители торговали с кочевыми ненцами – скупая пушнину, оленьи кожи и рыбу и немилосердно спаивая поставщиков. Потом – большевизм, террор, появление тысяч ссыльных, лагеря ГУЛАГа, переименование на ненецкий лад в Салехард, безумное строительство «мертвой» железной дороги на Надым. Советский период – это захолустье с бараками, грязные улочки, дефицит товаров, плохой быт: унитаз в доме считался шиком. Простенько обставленная квартира (ныне музей) ненецкого писателя Леонида Лапцуя считалась элитной.

Сегодня Салехард – его бюджет пополняют нефтегазовые рубли – пытается стать одним из самых броских городов севера Западной Сибири. Выросли многоэтажки, спортивные комплексы, появились тротуары, теплые остановки, ТЦ и огромный окружной музей. Впрочем, полутрущобы на севере города с разбитыми дорогами – Комбинат, Ангальский Мыс, Гидропорт – так и остались. При мне там положили новые бордюры из розового камня.

Получаем шок – изучаем северные цены

Салехард – не чукотский Анадырь. Прогулка по магазинам не подарит шок-фото с заоблачными ценниками. Стоимость продуктовой корзины на 20–30% выше мурманской. Хлеб (дотационный), местная молочка, косметические салоны и бары – да, дороговаты, как и мелкие лавочки. Но в целом цены резко пошли вниз, когда в окружную столицу худо-бедно проложили по болотам от Надыма всесезонную «дорогу жизни», связавшую ее с миром. Есть «Пятерочка», «Магнит», DNS и другие точки изобилия. Посиневшая курятина, мандарины по праздникам и пустые прилавки ушли в область преданий. Раньше – после закрытия зимников и до открытия на Оби навигации и в сезон ледостава – салехардцы жили в режиме экономии.

Однако Салехард остается городом, в котором не сразу купишь нужную вещь или услугу. Переезд в него – начать быт с нуля. Поэтому в магазины ширпотреба, как Fix Price или МПР, заходят и горожане, имеющие высокий уровень доходов. Как и я, они брали неожиданно трескающиеся от горячего супа китайские тарелки и другой бытовой скарб. Постельное, шторы заказывают на маркетплейсах. Машины чинят, выезжая в отпуска, например в Тюмени: там дешевле и качественнее.

Что реально вводит в ступор – рынок недвижимости. Средняя цена на однокомнатную квартиру в Салехарде – 6–9 миллионов рублей. За аналогичные апартаменты в «деревяшке» хотят 3–4 миллиона рублей. Стоимость аренды жилья (место в хостеле или квартира выйдет в сутки в 2500–6000 рублей) и билетов на самолет (из Москвы 11 500 рублей) ограничивает приток туристов в Салехард. Хотя в городе есть на что посмотреть.

Парадокс Салехарда: под окнами отслуживших свой век «деревяшек» – бараков и каркасных (бамовских) домов – припаркованы джипы. Их владельцы экономят на жилье, не планируя оседать в городе. Или годами ждут льготной квартиры в новостройке (их массово выкупает администрация для госслужащих). Коротать век в «деревяшке» тепло; правда, маячит перспектива, вернувшись со смены, увидеть пепелище на месте своего гнездышка – такие дома часто горят. Есть и фактор перекосившихся дверных проемов и полов и соседей-алкоголиков. Терпят. Кто-то даже умудряется ютиться в домах из цистерн. Приезжие YouTube-блогеры, не вникая в суть, любят делать о таких «ветеранах Севера» эмоциональные сюжеты.

Впрочем, на ежегодный, почти двухмесячный отпуск, на новые машины и ипотеку на югах деньги есть. Но любовь к льготам у части салехардцев – навязчивая идея. «Мне положено, есть и такая льгота, отправляйся в отпуск на самолете, а не на поезде – округ все оплатит», – твердят они. Объясняют все тем, что они живут на Севере, и только за это им надо платить (из бюджета). Еще в 1990-е старожилы деревянного сектора принципиально не оплачивали счета за электричество, ездить без билета в автобусах считалось нормой и процветало воровство на предприятиях. От такой ментальности устаешь.

Оленина дешевле свинины – питаемся деликатесами

Экзотика в Салехарде – это доступно и бюджетно. Я про еду. Жизнь в городе стала отличным способом перейти на диетическое мясо, которое за пределами округа стоит сумасшедших денег. Оленина. Она в Салехарде – просто дешевое мясо. Килограмм отличной оленины на рынке «Дары Ямала» стоит 300–400 рублей. Я даже отвык от курятины и свинины. Для сравнения: в Мурманске килограмм мороженой оленины обойдется в 1000 рублей. Причина невиданной щедрости торговцев – кочевники округа выпасают порядка 700 тысяч голов, а закупщикам компенсируют из бюджета большую часть затрат на приобретение мяса во время убойной кампании.

Интересно, что многие приезжие и их дети олениной брезгуют. Считают ее невкусной, вонючей. Возможно, чувство снобизма. Или русская привычка есть залежалую курицу и докторскую колбасу. Или готовить не умеют – непонятно.

Образ жизни: рыбалка, катания на снегоходах и отпуска

Рыбалка – культ в Салехарде: его берега омывает широкое устье Полуя, вливающегося в лоно Оби, которую ханты зовут своей кормилицей. Есть щука, налим, пелядь, окунь, нельма, щекур (раньше щедро ловился муксун), а в горных притоках – хариус. Передачу Андрея Швецова «С полем!» про приключения на рыбалке и охоте на окружном ТВ смотрят семьями. Зимой рыбаки и рыбачки бурят почти двухметровый лед, чтобы подергать хвосты. Когда реки покрываются тонким, еще гнилым льдом, рыбаки все равно, рискуя жизнью, идут на дело, пробираясь среди промоин к уловистым местам. Летом салехардцы уходят на моторках за «живым серебром» на дальние острова в протоках, где в тальнике таятся их домики-приюты.

Снегоходы – другая страсть горожан: на них – на рыбалку или охоту – пострелять куропаток или зайчиков, выпить на природе или развеяться среди гор Полярного Урала. Еще не успел окрепнуть ноябрьский лед, как начинаются выезды. Поездки идут и весной, в мае, с прорывами через коварные закраины и глубокие снежницы талой воды. Ежегодно снегоходчики купаются в ледяных водах, а за последние годы десятки местных погибли в Оби – река безжалостна к человеческой глупости.
Но вот лыжи – это не часть образа жизни салехардцев, как среди настоящих северян – скандинавов и финнов. Снегоходчики, увидев меня на лыжах в 10–20 километрах от города, крутили пальцем у виска и предлагали эвакуацию и водку, считая, что я замерзну насмерть.

И наконец, северный отпуск, 52-дневный. Временщики ждут его год, горят им, загодя обсуждая аренду халуп в Анапе или полет на Кубу. «Когда же отпуск, задолбала эта дыра!» – ругают они Салехард. Вернуться с пустым карманом из отпуска и стрелять у коллег мелочовку, тысяч 5–20 рублей, рассказывая, в какую дыру они все-таки съездили, – банальное явление в организациях. Кстати, когда я отправил резюме в ЯНАО, то указал, что летом не беру отпуск. Наверное, поэтому меня и взяли. На юг я и правда не езжу – делать там нечего.

Страшно и красиво: главный природный аттракцион Салехарда

Культовый день года в Салехарде – это не День оленевода или рыбака, а ледоход. На излете апреля закрываются тающие автозимники. Начинаются транспортные проблемы – становится сложно попасть на поезд в Лабытнанги (через реку) и поехать в прибрежные поселки. Катера на воздушной подушке часто ломаются, как альтернативу им дают рейсы на Ми-8, но билет стоит 1000 рублей… Сложности закончатся с чистой водой в двадцатых числах мая: запускают паромы на мысе Корчаги и открывают грузовую и пассажирскую навигацию по Оби.

Поэтому за долгожданным ледоходом в Салехарде следят издалека: вот он прошел Сургут, Ханты-Мансийск, границу округа, село Катравож. В топ новостей выходят комментарии главного гидролога ЯНАО Михаила Кузнецова. В районе Обдорска и Лабытнанги зимний панцирь на Оби ломается 15–20 мая. Льды с шумом уходят вниз по реке. Любоваться главным природным аттракционом года на мыс Корчаги съезжаются толпы горожан. Страшное, но красивое зрелище: огромные льдины наползают на берег, срезая деревья и почву!

Интересно отметить, что в 19 веке лед у Обдорска, как указывал в своих хрониках этнограф Иван Шемановский, нередко вскрывался только в июне, а вставал вновь уже в октябре.

Лекарство от города – жертвоприношения и морошка

Салехард – город удобный. Если не жить в бараке и не брать в расчет то, что летом автобусы ездят до 19 часов. Обдорский климат организм переносит легко. Многомесячные морозы сухие. Единственный изнуряющий сезон – лето, стремительно приходящее после короткой весны. Прощальный снегопад мы провожали 3 июня, а уже в середине месяца столбик термометра приближался к 25 °C, пробуждая свирепый гнус. Удивительно, но салехардцы еще долго воздерживались от летнего гардероба, сменив зимние куртки на… осенние.

Однако устаешь даже от Салехарда.

Пора, когда душу жадно лечат от города, приходится на август и сентябрь – божественные месяцы в округе. Горожане тянутся на природу. В августе плодоносит по болотам и таежным оврагам морошка. Сентябрь хоронит гнус, дарит первые холода и буйство красок – листья берез и иголки лиственниц, как говорят ненцы, начинают умирать, окрашиваясь в желтый цвет. Природа благоухает, шалят лисьи огни в небе – северное сияние. Люди снимают урожай брусники, самой вкусной на Севере. Собирая ягоду на холмах сакрального для коренных народов Ангальского мыса, я всегда приносил жертву медведю и старался покидать урочище до наступления тьмы, чтобы не прогневать духов.
Потом – октябрь, приходит новая зима, и наступает день увольнения. Пока, Обдорск!

Текст и фото Михаил Пустовой