От слова «хэхэ» к советской модернизации. Как лечили на Севере

Советские этнографы vs гигиена на Чукотке

Советская власть считала практики шаманизма и лечения, основанного на взаимодействии с духами, признаком «нецивилизованности», а также причиной «болезненности народов Сибири и Севера, их психической неустойчивости».

Эту «нецивилизованность» местные должны были либо преодолеть (конечно, не без помощи советской власти), либо вымереть. Для реализации этой программы нужно было узнать, изучить местное население, для чего в отдаленные уголки Сибири и Севера отправляли советских этнографов в экспедиции.

Одним из таких этнографов стала Варвара Кузнецова, отправившись на Чукотку в 1948 году. В своих дневниках она описывала, помимо прочего, сложности столкновения с «местной гигиеной», обусловленной суровым климатом и бытом (грязно, много людей в жилых помещениях, плохое освещение).

У этнографа постоянно гноились глаза, потому что умываться, как привыкла женщина, было негде, по тем же причинам чернели зубы, от голода у нее часто болела голова, так как еда была непривычная по форме и содержанию, а еще Варвару постоянно мучили вши. Для чукчей при этом условия, которые так замучили этнографа, были в порядке вещей – так они жили всю жизнь.

Разница представлений о гигиене была не единственной – понимание того, как «правильно» лечить, также отличалось у Варвары и ее информантов. Так описывается одна из ситуаций такого «столкновения» в ее дневнике: «24 сентября [1950 г.] <…> От Номг[ыргына] привезли на нартах заболевшего Тымнэлкота. Прежняя болезнь – в колен[ном] суставе левой ноги. <…> Предложила намазать больную ногу наш[атырным] спиртом, а сначала сделать теплую ванну. Слышала, как об этом сообщили Чейвуне. Чейвуна ответила, что теплая ванна приведет к дождливой погоде. Я молчу, больше не стану предлагать лечения».

Для чукчей Варвара Кузнецова была несведущей в их медицине и лечении, могла нанести вред привезенными с Большой земли лекарствами и подходами к врачеванию. И нестандартными исследователям с Большой земли казались методы лечения не только на Чукотке.

Ненцы и их лечебные «куклы»

Об опыте лечения ненцев можно узнать из материалов экспедиции 1950-х годов, проведенной советским этнографом Людмилой Васильевной Хомич. Описывая свои полевые наблюдения, она упоминает о ненецком слове «хэхэ», которое обозначало вместилище «священного», духа – это могли быть предметы природы или изображения, сделанные руками человека. С помощью хэхэ шаманы проводили диагностику и лечили заболевших. Существовали и домашние хэхэ – их называли мяд’ хэхэ – например, камни, для которых шили одежду в зависимости от их функции, а затем могли шить больше нарядов в благодарность за какую-либо помощь.

Хомич пишет: «К мяд’ хэхэ обращались по различным поводам… однако многие хэхэ имели определенные функции. Так, ненцы почитали покровительницу семьи мяд’ пухуця (досл. «старуха») <…> на мяд’ пухуця было обычно очень много одежды <…> каждый раз, как после болезни выздоравливал член семьи, ей в благодарность шили новую одежду. К помощи мяд’ пухуця прибегали в случае тяжелого заболевания, для чего ее клали в изголовье больного. Чтобы узнать об исходе болезни, мяд’ пухуця брали на руки: если она казалась легкой, то больной должен был выздороветь, если тяжелой – больной умрет».

Подобные практики и представления окружали у ненцев и процесс родов, только обращались они уже к другому ритуальному предмету – Я’небя. Туловище этой игрушки делали не из камня или дерева, а из мягкого сукна. В процессе родов женщина должна была прижимать к животу Я’небя во время сильных болей и просить облегчения.

Природа снабжала ненцев лекарственными средствами, особенно было распространено лечение продуктами животного происхождения. Объяснялось такое предпочтение просто: заготавливать травы было банально сложнее, в то время как постоянные перекочевки и так предполагали питание в основном мясом. Так, при воспалении глаз ненцы могли использовать желчь медведя или птиц – ей смазывали края век с помощью утиного пера. При сильных травмах с обильной кровопотерей использовали оленье легкое для остановки кровотечений. Самым эффективным считалось свежеизвлеченное легкое здорового олененка, которое прибинтовывалось к ране. А в случае глубоких травм рана могла «тампонироваться» этим легким.

Камлание и шаманизм у нганасанов

Шаманизм как понятие объединяет между собой системы верований жителей Сибири и Севера и связанные с ними обряды. Этой концепции, как пишет Марина Хаккарайнен, исследовательница шаманизма, не существовало до эпохи Просвещения, она была «изобретена», чтобы свести в единое пространство верования разных народов. При этом шаманизм в советскую эпоху осмыслялся в политическом пространстве как переходный этап «от первобытной стадии к классовому обществу». Как же описывали советские этнографы шаманизм как практику лечения, почему шаманы лечили людей?

Довольно интересные свидетельства соотношения шаманизма и лечения привез этнограф Андрей Александрович Попов из своей экспедиции, предпринятой в 1930–1937 годах. У нганасанов человеческая душа носит название nilti, она является вожделенной пищей для злых духов, баруси. Душа покидает тело и уходит «вверх, на небо», но также может оставлять тело человека и при жизни – так объяснялись обмороки.

Похищением души баруси у нганасанов объясняются болезни: «вылечить», то есть вернуть душу в тело, может шаман. Лечение заключалось в том, чтобы тем или иным способом вернуть nilti в тело больного. Правда, без nilti человек все-таки может жить какое-то время – пока не истончится другая его душа, batutu. Представление о batutu сложилось у нганасанов, по мнению этнографа, из-за выходящего изо рта у людей на морозе пара, теплого воздуха, который поднимается белым облачком. Нганасаны видели этот пар как нити, которые связывают человека с «создателем мира».

Этнограф Андрей Попов так передает слова шамана о диагностике состояния больного через batutu: «Каждому человеку от его создателя Nblbta ijuo опускаются сверху нити. Я пробую их крепость, потягивая, если они при этом недостаточно туго натянуты и вытягиваются, я тогда считаю дыхание больного не совсем укрепившимся и медлю с камланием к верхним духам. Если же нити натянуты туго, подобно нитям из оленьих сухожилий, камлаю без всяких колебаний».

Во время камлания – лечебного обряда – шаман обращался к другим мирам, чтобы синхронизировать с ними больное тело. Камлание часто сопровождалось пением, ударами в бубен, ритуальными танцами.

Если нити batutu окончательно истончались, вылечить человека было уже невозможно. Таким образом, batutu, если переводить это понятие в «западные» представления о теле и здоровье, оказывается в некотором роде мозгом или сердцем, прекращение работы которых приводят к смерти больного. Без дыхания-души, batutu, невозможна человеческая жизнь.

Выход в «Красный чум»

Политика Советского Союза требовала, чтобы во главу угла исследований Севера ставились прикладные цели. Варвара Кузнецова, с истории которой начался этот текст, видела свою миссию как в том числе «просветительскую», становилась «проводником новой социалистической политики государства». Это подтверждается записями в ее дневниках «бесед» с политинформацией, которые она проводила с местными.

В советское время многое было сделано для изменения представлений о «правильном» лечении у северных жителей и для их спасения от вымирания.
Отдельно в этом смысле упоминаются «Красные чумы» как «форма культурного строительства». Чумы в числе прочего снабжались медикаментами, а также там оказывали медико-санитарную помощь населению. В итоге они превратились в центры распространения, с одной стороны, цивилизационного развития, а с другой – не пользовались популярностью у местных жителей. Но это уже другая история.